Альфред Бестер. Пи-человек
Как сказать? Как написать? Порой я выражаю свои мысли изящно, гладко, даже изысканно, и вдруг - reculer pour mieux sauter[1] - это завладевает мною. Толчок. Сила. Принуждение.
Иногда
я
должен
возвращаться
но не для того, чтобы
прыгнуть; даже не для того, чтобы прыгнуть дальше. Я не владею собой, своей речью, любовью, судьбой. Я должен уравнивать, компенсировать. Всегда.
Quae nocent docent. Что в переводе означает: вещи, которые ранят, - учат. Я был раним и многих ранил. Чему мы научились? Тем не менее. Я просыпаюсь утром от величайшей боли, соображая, где нахожусь. Ч-черт! Коттедж в Лондоне, вилла в Риме, апартаменты в Нью-Йорке, ранчо в Кали- форнии. Богатство, вы понимаете... Я просыпаюсь. Я осматриваюсь. Ага, расположение знакомо:
Спальня Прихожая Т
Ванная Е
Ванная Р
Гостиная Р
Спальня А
Кухня С
Терраса А
0-хо-хо! Я в Нью-Йорке. Но эти ванные... Фу! Сбивают ритм. Нарушают баланс. Портят форму. Я звоню привратнику. В этот момент забываю анг- лийский. (Вы должны понять, что я говорю на всех языках. Вынужден. Почему? Ах!)
- Pronto. Ecco mi, Signore Storm[2]. Нет. Приходится parlato itali- ano(3). Подождите. Я перезвоню через cinque minute[4]. Re infecta[5]. Латынь. Не закончив дела, я принимаю душ, мою голову, чищу зубы, бреюсь, вытираюсь и пробую снова. Voila![6] Английский вновь при мне. Назад к изобретению А.Г. Белла ("Мистер Ватсон, зайдите, вы мне нужны").
- Алло? Это Абрахам Сторм. Да. Точно. Мистер Люндгрен, пришлите, пожалуйста, сейчас же несколько рабочих. Я намерен две ванные переобору- довать в одну. Да, оставлю пять тысяч долларов на холодильнике. Благода- рю вас, мистер Люндгрен.
Хотел сегодня ходить в сером фланелевом костюме, но вынужден надеть синтетику. Проклятье! У африканского национализма странные побочные эф- фекты. Пошел в заднюю спальню (см. схему) и отпер дверь, установленную компанией "Нэшнл сейф".
Передача шла превосходно. По всему электромагнитному спектру. Диапа- зон от ультрафиолетовых до инфракрасных. Микроволновые всплески. Прият- ные альфа-, бета- и гамма-излучения. А прерыватели ппррр еррррр ыввва ютттт - выборочно и умиротворяюще. Кругом спокойствие. Боже мой! Познать хотя бы миг спокойствия!
К себе в контору на Уолл-стрит я отправляюсь на метро. Персональный шофер слишком опасен - можно сдружиться; я не смею иметь друзей. Лучше всего утренняя переполненная подземка - не надо выправлять никаких форм, не надо регулировать и компенсировать. Спокойствие! Я покупаю все утрен- ние газеты - так требует ситуация, понимаете? Слишком многие читают "Таймс"; чтобы уравнять, я читаю "Трибьюн". Слишком многие читают "Ньюс" - я должен читать "Миррор". И т.д.
В вагоне подземки ловлю на себе быстрый взгляд - острый, блеклый, серо-голубой, принадлежащий неизвестному человеку, ничем не примеча- тельному и незаметному. Но я поймал этот взгляд, и он забил у меня в го- лове тревогу. Человек понял это. Он увидел вспышку в моих глазах, прежде чем я успел ее скрыть. Итак, за мной снова "хвост". Кто на этот раз?
Я выскочил у муниципалитета и повел их по ложному следу к Вулворт- билдинг на случай, если они работают по двое. Собственно, смысл теории охотников и преследуемых не в том, чтобы избежать обнаружения. Это нере- ально. Важно оставить как можно больше следов, чтобы вызвать перегрузку.
У муниципалитета опять затор, и я вынужден идти по солнечной стороне, чтобы скомпенсировать. Лифт на десятый этаж Влврт. Здесь что-то налетело оттт кк уда ттто и схватило меня. Чччч-тто тто сстттт ррррр шшшшшшнн ое. Я начал кричать, но бесполезно. Из кабинета появился старенький клерк с бумагами и в золотых очках.
- Не его,- взмолился я кому-то.- Милые, не его. Пожалуйста.
Но вынужден. Приближаюсь. Два удара - в шею и пах. Валится, скорчив- шись, как подожженный лист. Топчу очки. Рву бумаги. Тут меня отпускает, и я схожу вниз. 10.30. Опоздал. Чертовски неловко. Взял такси до Уолл- стрит, 99. Вложил в конверт тысячу долларов (тайком) и послал шофера назад в Влврт. Найти клерка и отдать ему.
В конторе утренняя рутина. Рынок неустойчив. Биржу лихорадит: чертов- ски много балансировать и компенсировать, хотя я знаю формы денег. К 11.30 теряю 109872,43 доллара, но к полудню выигрываю 57075,94.
57075 - изумительное число, но 94 цента... фу! Уродуют весь баланс. Симметрия превыше всего. У меня в кармане только 24 цента. Позвал секре- таршу, одолжил .еще 70 и выбросил всю сумму из окна. Мне сразу стало лучше, но тут я поймал ее взгляд, удивленный и восхищенный. Очень плохо. Очень опасно.
Немедленно уволил бедную девочку.
- Но почему, мистер Сторм? Почему? - спрашивает она, силясь не заплакать. Милая маленькая девочка. Лицо веснушчатое и веселое, но сейчас не слишком веселое.
- Потому что я начинаю тебе нравиться.
- Что в этом плохого?
- Я ведь предупреждал, когда брал тебя на работу.
- Я думала, вы шутите.
- Я не шутил. Уходи. Прочь! Вон!
- Но почему?
- Я боюсь, что полюблю тебя.
- Это новый способ ухаживания? - спросила она.
- Отнюдь.
- Хорошо, можете меня не увольнять! - Она в ярости.-Я вас ненавижу.
- Отлично. Тогда я могу с тобой переспать.
Она краснеет, не находит слов, но уголки ее глаз дрожат. Милая девуш- ка, нельзя подвергать ее опасности. Я подаю ей пальто, сую в карман го- довую зарплату и вышвыриваю за дверь. Делаю себе пометку: не нанимай ни- кого, кроме мужчин, предпочтительно неженатых и способных ненавидеть.
Завтрак. Пошел в отлично сбалансированный ресторан. Столики и стулья привинчены к полу, никто их не двигает. Прекрасная форма. Не надо выпра- влять и регулировать. Заказал изящный завтрак.
Мартини Мартини
Мартини
Сыр Рокфор
Салат
Кофе
Но здесь едят так много сахара, что мне приходится брать черный кофе, который я недолюбливаю. Тем не менее приятно.
(Х)2+Х+41= простое число. Простите, пожалуйста. Иногда я в состоянии контролировать себя. Иногда какая-то сила налетает на меня неизвестно откуда и почему. Тогда я делаю то, что принужден делать, слепо. Напри- мер, говорю чепуху, часто поступаю против воли, как с клерком в Вулворт- билдинг. В любом случае уравнение нарушается'при Х=40.
День выдался тихий. Какой-то момент мне казалось, что придется уле- теть в Рим (Италия), но положение выправилось без моего вмешательства. Общество защиты животных наконец застукало меня и обвинило в избиении собаки, но я пожертвовал 10 тысяч долларов на их приют. Отвязались с подхалимским тявканьем... Пририсовал усы на афише, спас тонущего котен- ка, разогнал наглеющих хулиганов и побрил голову. Нормальный день.
Вечером в балет - расслабиться в прекрасных формах, сбалансированных, мирных, успокаивающих. Затем я сделал глубокий вдох, подавил тошноту и заставил себя пойти в "Ле битник". Ненавижу "Ле битник", но мне нужна женщина, и я должен идти в ненавистное место. Эта веснушчатая девушка... Итак, poisson d'avril[7], я иду в "Ле битник".
Хаос. Темнота. Какофония звуков и запахов. В потолке одна двадцати- пятиваттная лампочка. Меланхоличный пианист играет "Прогрессив". У лев. стены сидят битники в беретах, темных очках и непристойных бородах, иг- рают в шахматы. У прав. стены - бар и битницы с бумажными коричневыми сумками под мышками. Они шныряют и рыскают в поисках ночлега.
Ох уж эти битницы! Все худые... волнующие меня этой ночью, потому что слишком много американцев мечтают о полных, а я должен компенсировать. (В Англии я люблю пухленьких, потому что англичане предпочитают худых.) Все в узких брючках, свободных свитерах, прическа под Брижит Бардо, кос- метика по-итальянски... черный глаз, белая губа... А двигаются они по- ходкой, что подхлестнула Херрика три столетия назад:
И глаз не в силах оторвать я:
Сквозь переливчатое платье
Мелькает плоть, зовя к объятьям! [8]
Я подбираю одну, что мелькает. Заговариваю. Она оскорбляет. Я отвечаю тем же и заказываю выпивку. Она пьет и оскорбляет в квадрате. Я выражаю надежду, что она лесбиянка, и оскорбляю в кубе. Она рычит и ненавидит, но тщетно. Крыши-то на сегодня нет. Нелепая коричневая сумка под мышкой. Я подавляю симпатию и отвечаю ненавистью. Она немыта, ее мыслительные формы - абсолютные джунгли. Безопасно. Ей не будет вреда. Беру ее домой для соблазнения взаимным презрением. А в гостиной (см. схему) сидит гиб- кая, стройная, гордая, милая моя веснушчатая секретарша, недавно уволен- ная, ждет меня.
!
Я
теперь
пишу
эту
часть
и П
с А
т Р
о в И
р Ж
и Е
и столице Франции
Адрес: 49-бис Авеню Фош, Париж, Франция.
Вынужден был поехать туда из-за событий в Сингапуре. Потребовалась громадная компенсация и регулировка. В какой-то миг даже думал, что при- дется напасть на дирижера "Опера комик", но судьба оказалась благосклон- на ко мне, и все кончилось безвредным взрывом в Люксембургском саду. Я еще успел побывать в Сорбонне, прежде чем меня забросило назад.
Так или иначе, она сидит в моей квартире с одной (1) ванной и 1997,00 сдачи на холодильнике. Ух! Выбрасываю шесть долларов из окна и наслажда- юсь оставшимися 1991. А она сидит там, в скромном черном вечернем платье, черных чулках и черных театральных туфельках. Гладкая кожа рдеет от смущения, как свежий бутон алой розы. Красное к опасности. Дерзкое лицо напряжено от сознания того, что она делает. Проклятье, она мне нравится.
Мне нравится изящная линия ее ног, ее фигура, глаза, волосы, ее сме- лость, смущение... румянец на щеках, пробивающийся, несмотря на отчаян- ное применение пудры. Пудра... гадость. Я иду на кухню и для компенсации тру рубашку жженой пробкой.
- Ох-хо,- говорю.- Буду частлив знать, зачем твоя ходи-ходи моя бер- лога. Пардон, мисс, такая языка скоро уйдет.
- Я обманула мистера Люндгрена,- выпаливает она.- Я сказала, что несу тебе важные бумаги.
- Entschuldigen Sie, bitte. Meine pidgin haben sich geandert. Spra- chen Sie Deutsch?[9]
- Нет.
- Dann warte ich[10].
Битница повернулась на каблучках и выплыла, зовя к объятиям. Я нагнал ее у лифта, сунул 101 доллар (превосходная форма) и пожелал на испанском спокойной ночи. Она ненавидела меня. Я сделал с ней гнусную вещь (нет прощения) и вернулся в квартиру, где обрел английский.
- Как тебя зовут?
- Я работаю у тебя три месяца, а ты не знаешь моего имени? В самом деле?
- Нет, и знать не желаю.
- Лиззи Чалмерс.
- Уходи, Лиззи Чалмерс.
- Так вот почему ты звал меня "мисс". Зачем ты побрил голову?
- Неприятности в Вене.
- Что ты имеешь в виду?
- Не твое дело. Что тебе здесь надо? Чего ты хочешь?
- Тебя,- говорит она, отчаянно краснея.
- Уходи, ради бога, уходи!
- Что есть у нее, чего не хватает мне? - потребовала Лиззи Чалмерс. Затем ее лицо сморщилось.- Правильно? Что. Есть. У. Нее. Чего. Не. Хва- тает. Мне. Да, правильно. Я учусь в Бенингтоне, там грамматика хромает.
- То есть как это - учусь в Бенингтоне?
- Это колледж. Я думала, все знают.
- Но - учусь?
- Я на шестимесячной практике.
- Чем же ты занимаешься?
- Раньше экономикой. Теперь тобой. Сколько тебе лет?
- Сто девять тысяч восемьсот семьдесят два.
- Ну перестань. Сорок?
- Тридцать.
- Нет, в самом деле?- Она счастлива.- Значит, между нами всего десять лет разницы.
- Ты любишь меня, Лиззи?
- Я хочу, чтобы между нами что-то было.
- Неужели обязательно со мной?
- Я понимаю, это бесстыдно.- Она опустила глаза.- Мне кажется, женщи- ны всегда вешались тебе на шею.
- Не всегда.
- Ты что, святой? То есть... понимаю, я не головокружительно красива, но ведь и не уродлива.
- Ты прекрасна.
- Так неужели ты даже не коснешься меня?
- Я пытаюсь защитить тебя.
- Я сама смогу защититься, когда придет время.
- Время пришло, Лиззи.
- По крайней мере, мог бы оскорбить меня, как битницу перед лифтом.
- Подсматривала?
- Конечно. Не считаешь ли ты, что я буду сидеть сложа руки? Надо при- глядывать за своим мужчиной.
- Твоим мужчиной?
- Так случается,- проговорила она тихо.- Я раньше не верила, но... Ты влюбляешься и каждый раз думаешь, что это настоящее и навсегда. А затем встречаешь кого-то, и это больше уже не вопрос любви. Просто ты знаешь, что он твой мужчина.
Она подняла глаза и посмотрела на меня. Фиолетовые глаза, полные юности, решимости и нежности, и все же старше, чем глаза двадцатилет- ней... гораздо старше. Как я одинок - никогда не смея любить, ответить на дружбу, вынужденный жить с теми, кого ненавижу. Я мог провалиться в эти фиолетовые глаза.
- Хорошо,- сказал я. И посмотрел на часы. Час ночи. Тихое время, спо- койное время. Боже, сохрани мне английский... Я снял пиджак и рубашку и показал спину, исполосованную шрамами. Лиззи ахнула.
- Самоистязание,- объяснил я.- За то, что позволил себе сдружиться с мужчиной. Это цена, которую заплатил я. Мне повезло. Теперь подожди.
Я пошел в спальню, где в правом ящике стола, в серебряной коробке, лежал стыд моего сердца. Я принес коробку в гостиную. Лиззи наблюдала за мной широко раскрытыми глазами.
- Пять лет назад меня полюбила девушка. Такая же, как ты. Я был оди- нок в то время, как и всегда. Вместо того, чтобы защитить ее от себя, я потворствовал своим желаниям. Я хочу показать тебе цену, которую запла- тила она. Это отвратительно, но я должен...
Вспышка. Свет в доме ниже по улице погас и снова загорелся. Я прыгнул к окну. На пять долгих секунд погас свет в соседнем доме. Ко мне подошла Лиззи и взяла меня за руку. Она дрожала.
- Что это? Что случилось?
- Погоди,- сказал я.
Свет в квартире погас и снова загорелся.
- Они обнаружили меня,- выдохнул я.
- Они? Обнаружили?
- Засекли мои передачи уном.
- Чем?
- Указателем направления. А затем отключали электричество в домах во всем районе, здание за зданием... пока передача не прекратилась. Теперь они знают, в каком я доме, но не знают квартиры. Я надел рубашку и пиджак.
- Спокойной ночи, Лиззи. Хотел бы я поцеловать тебя.
Она обвила мою шею руками и стала целовать; вся тепло, вся бархат, вся для меня. Я попытался оттолкнуть ее.
- Ты шпион,- прошептала она.- Я пойду с тобой на электрический стул.
- Если бы я был шпионом...- Я вздохнул.- Прощай, моя Лиззи. Помни меня.
Soyez ferme[11]. Колоссальная ошибка, как это только могло сорваться у меня с языка. Я выбегаю, и тут этот маленький дьявол скидывает туфель- ки и рвет до бедра узенькую юбчонку, чтобы та не мешала бежать. Она ря- дом со мной на пожарной лестнице, ведущей вниз к гаражу. Я грубо руга- юсь, кричу, чтобы она остановилась. Она ругается еще более грубо, все время смеясь и плача. Проклятье! Она обречена.
Мы садимся в машину, "астон-мартин", но с левосторонним управлением, и мчимся по Пятьдесят третьей, на восток по Пятьдесят четвертой и на се- вер по Первой авеню. Я стремлюсь к мосту, чтобы выбраться из Манхаттана. На Лонг-Айленде у меня свой самолет, припасенный для подобных случаев.
- J'y suis, j'y reste[12] - не мой девиз,- сообщаю я Элизабет Чал- мерс, чей французский так же слаб, как грамматика... трогательная сла- бость.
- Однажды меня поймали в Лондоне на почтамте. Я получал почту до вос- требования. Послали мне чистый лист в красном конверте и проследили до Пикадилли, 139, Лондон. Телефон: Мейфэр 7211. Красное - это опасность. У тебя везде кожа красная?
- Она не красная! - возмущенно воскликнула Лиззи.
- Я имею в виду розовая.
- Только там, где веснушки,- сказала она.- Что за бегство? Почему ты говоришь так странно и поступаешь так необычно? Ты действительно не шпион?
- Вероятно.
- Ты существо из другого мира, прилетевшее на неопознанном летающем объекте?
- Это тебя пугает?
- Да, если мы не сможем любить друг друга.
- А как насчет завоевания Земли?
- Меня интересует только завоевание тебя.
- Я никогда не был существом из другого мира.
- Тогда кто ты?
- Компенсатор.
- Что это такое?
- Знаешь словарь Франка и Вагнелла? Издание Франка X. Визетелли? Ци- тирую: "То, что компенсирует, устройство для нейтрализации местных вли- яний на стрелку компаса, автоматический аппарат для выравнивания газово- го давления в..." Проклятье!
Франк X. Визетелли не употреблял этого нехорошего слова. Оно вырва- лось у меня, потому что мост заблокирован. Следовало ожидать. Вероятно, заблокированы все мосты, ведущие с 24-долларового острова. Можно съехать с моста, но ведь со мной чудесная Элизабет Чалмерс. Все. Стоп, машина. Сдавайся.
- Kamerad,- произношу я и спрашиваю:- Кто вы? Ку-клукс-клан?
Он пристально смотрит на меня, наконец, открывает рот:
- Специальный агент Кримс из ФБР,- и показывает значок.
Я ликую и радостно его обнимаю. Он вырывается и спрашивает, в своем ли я уме. Мне все равно. Я целую Лиззи Чалмерс, и ее раскрытый рот под моим шепчет:
- Ни в чем не признавайся. Я вызову адвоката.
Залитый светом кабинет на Фоли-сквер. Так же расставлены стулья, так же стоит стол. Мне часто доводилось проходить через это. Напротив - незапоминающийся человек с блеклыми глазами из утренней подземки. Его имя - С. И. Долан.
Мы обмениваемся взглядами. Его говорит: я блефовал сегодня. Мой: я тоже. Мы уважаем друг друга. И начинается допрос с пристрастием.
- Вас зовут Абрахам Мейсон Сторм?
- По прозвищу Бейз.
- Родились 25 декабря?
- Рождественский ребенок.
- 1929 года?
- Дитя депрессии.
- Я вижу, вам весело.
- Юмор висельника, С. И. Долан. Отчаяние. Я знаю, что вы никогда ни в чем не сможете меня обвинить, и оттого в отчаянии.
- Очень смешно.
- Очень грустно. Я хочу быть осужденным... Но это безнадежно.
- Родной город Сан-Франциско?
- Да.
- Два года в Беркли. Четыре во флоте. Кончили Беркли, по статистике.
- Стопроцентный американский парень.
- Нынешнее занятие - финансист?
- Да.
- Конторы в Нью-Йорке, Риме, Париже, Лондоне?
- И в Рио.
- Имущества в акциях на три миллиона долларов?
- Нет, нет, нет! - Яростно.- Три миллиона триста тридцать три тысячи триста тридцать три доллара тридцать три цента.
- Три миллиона долларов,- настаивал Долан.- В круглых числах.
- Круглых чисел нет, есть только формы.
- Сторм, чего вы добиваетесь?
- Осудите меня! - взмолился я.- Я хочу попасть на электрический стул, покончить со всем этим.
- О чем вы говорите?
- Спрашивайте, я отвечу.
- Что вы передаете из своей квартиры?
- Из какой именно? Я передаю изо всех.
- Нью-йоркской. Мы не можем расшифровать.
- Шифра нет, лишь набор случайностей.
- Что?
- Спокойствие, Долан.
- Спокойствие!
- Об этом же меня спрашивали в Женеве, Берлине, Лондоне, Рио. Поз- вольте мне объяснить.
- Слушаю вас.
Я глубоко вздохнул. Это всегда так трудно. Приходится обращаться к метафорам. Время три часа ночи. Боже, сохрани мне английский.
- Вы любите танцевать?
- Какого черта?!.
- Будьте терпеливы, я объясню. Вы любите танцевать?
- Да.
- В чем удовольствие от танца? Мужчина и женщина вместе составляют... ритм, образец, форму. Двигаясь, ведя, следуя. Так?
- Ну?
- А парады... Вам нравятся парады? Масса людей, взаимодействуя, со- ставляют единое целое.
- Погодите, Сторм...
- Выслушайте меня, Долан. Я чувствителен к формам... больше, чем к танцам или парадам, гораздо больше. Я чувствителен к формам, порядкам, ритмам Вселенной... всего ее спектра... к электромагнитным волнам, груп- пировкам людей, актам враждебности и радушия, к ненависти и добру... И я обязан компенсировать. Всегда.
- Компенсировать?
- Если ребенок падает и ушибается, его целует мать. Это компенсация. Негодяй избивает животное, вы бьете его. Да? Если нищий клянчит у вас слишком много, вы испытываете раздражение. Тоже компенсация. Умножьте это на бесконечность и получите меня. Я должен целовать и бить. Вынуж- ден. Заставлен. Я не знаю, как назвать это принуждение. Вот говорят: экстрасенсорное восприятие, пси. А как назвать экстраформенное восприя- тие? Пи?
- Пик? Какой пик?
- Шестнадцатая буква греческого алфавита, обозначает отношение длины окружности к ее диаметру. 3,141592... Число бесконечно... бесконечно му- чение для меня...
- О чем вы говорите, черт побери?!
- Я говорю о формах, о порядке во Вселенной. Я вынужден поддерживать и восстанавливать его. Иногда что-то требует от меня прекрасных и благо- родных поступков; иногда я вынужден творить безумства: бормотать нелепи- цу, срываться сломя голову неизвестно куда, совершать преступления... Потому что формы, которые я воспринимаю, требуют регулирования, выравни- вания.
- Какие преступления?
- Я могу признаться, но это бесполезно. Формы не дадут мне погибнуть. Люди отказываются присягать. Факты не подтверждаются. Улики исчезают. Вред превращается в пользу.
- Сторм, клянусь, вы не в своем уме.
- Возможно, но вы не сумеете запрятать меня в сумасшедший дом. До вас уже пытались. Я сам хотел покончить с собой. Не вышло.
- Так что же насчет передач?
- Эфир переполнен излучениями. К ним я тоже восприимчив. Но они слиш- ком запутанны, их не упорядочить. Приходится нейтрализовывать. Я передаю на всех частотах.
- Вы считаете себя сверхчеловеком?
- Нет, никогда. Просто я тот, кого повстречал Простак Симон.
- Не стройте из себя шута.
- Я не строю. Неужели вы не помните считалку: "Простак Симон вошел в вагон, нашел батон. Но тут повстречался ему Пирожник. "Отдай батон!" - воскликнул он". Я не Пи-рожник. Я - Пи-человек.
Долан усмехнулся.
- Мое полное имя Симон Игнациус Долан.
- Простите, я не знал.
Он посмотрел на меня, тяжело вздохнул, отбросил в сторону мое досье и рухнул в кресло. Это сбило форму, и мне пришлось пересесть. Долан скосил на меня глаза.
- Пи-человек,- объяснил я.
- Ну, хорошо,- сказал он.- Не можем вас задерживать.
- Все пытаются,- заметил я,- никто не может.
- Кто "все"?
- Контрразведки, убежденные, что я шпион; полиция, интересующаяся моими связями с самыми подозрительными лицами; опальные политики в на- дежде, что я финансирую революцию; фанатики, возомнившие, что я их бога- тый мессия... Все выслеживают меня, желая использовать. Никому не удает- ся. Я часть чего-то гораздо большего.
- Между нами, что это были за преступления? Я набрал воздуха.
- Вот почему я не могу иметь друзей. Или девушку. Иногда где-то дела идут так плохо, что мне приходится делать пугающие жертвы, чтобы восста- новить положение. Например, уничтожить существо, которое люблю. Я... имел собаку, Лабрадора, настоящего друга. Нет... не хочу вспоминать. Па- рень, с которым мы вместе служили во флоте... Девушка, которая любила меня... А я... Нет, не могу. Я проклят! Некоторые формы, которые я дол- жен регулировать, принадлежат не нашему миру, не нашему ритму... ничего подобного на Земле вы не почувствуете. 29/51... 108/303... Вы удивлены? Вы не знаете, что это может быть мучительно? Отбейте темп в 7/5.
- Я не разбираюсь в музыке.
- И не надо. Попробуйте за один и тот же промежуток времени отбить правой рукой пять раз, а левой - семь. Тогда поймете сложность и ужас наплывающих на меня форм. Откуда? Я не знаю. Эта непознанная Вселенная слишком велика для понимания. Но я должен следовать ритму ее форм, регу- лировать его своими действиями, чувствами, помыслами, а какая-то
чудовищная сила
меня подталкивает
вперед и
и выворачивает
назад н а и з н а н к у...
- Теперь другую,- твердо произнесла Элизабет.- Подними.
Я на кровати. Половина (0,5) в пижаме; другая половина (0,5) борется с веснушчатой девушкой. Я поднимаю. Пижама на мне, и уже моя очередь краснеть. Меня воспитали гордым.
- Оm mani padme hum,- сказал я.- Что означает: о сокровище в лотосе. Имея в виду тебя. Что произошло?
- Мистер Долан сказал, что ты свободен,- объяснила она.- Мистер Люнд- грен помог внести тебя в квартиру. Сколько ему дать?
- Cinque lire. No. Parla Italiana, gentile Signorina?[13]
- Мистер Долан мне все рассказал. Это снова твои формы?
- Si[14].
Я кивнул и стал ждать. После остановок на греческом и португальском английский, наконец, возвращается.
- Какого черта ты не уберешься отсюда, пока цела, Лиззи Чалмерс?
- Я люблю тебя,- сказала она.- Забирайся в постель... и оставь место для меня.
- Нет.
- Да. Женишься на мне позже.
- Где серебряная коробка?
- В мусоропроводе.
- Ты знаешь, что в ней было?
- Это чудовищно-то, что ты сделал! Чудовищно! - Дерзкое личико иска- жено ужасом. Она плачет.- Что с ней теперь?
- Чеки каждый месяц идут на ее банковский счет в Швейцарию. Я не хочу знать. Сколько может выдержать сердце?
- Кажется, мне предстоит это выяснить. Она выключила свет. В темноте зашуршало платье. Никогда раньше не слышал я музыки существа, раздеваю- щегося для меня... Я сделал последнюю попытку спасти ее.
- Я люблю тебя,- сказал я.- Ты понимаешь, что это значит. Когда ситу- ация потребует жертвы, я могу обойтись с тобой даже еще более жестоко...
- Нет. Ты никогда не любил.
Она поцеловала меня.
- Любовь сама диктует законы.
Ее губы были сухими и потрескавшимися, кожа ледяной. Она боялась, но сердце билось горячо и сильно.
- Ничто не в силах разлучить нас. Поверь мне.
- Я больше не знаю, во что верить. Мы принадлежим Вселенной, лежащей за пределами познания. Что если она слишком велика для любви?
- Хорошо,- прошептала Лиззи.- Не будем собаками на сене. Если любовь мала и должна кончиться, пускай кончается. Пускай такие безделицы, как любовь, и честь, и благородство, и смех, кончаются... Если есть что-то большее за ними...
- Но что может быть больше? Что может быть за ними?
- Если мы слишком малы, чтобы выжить, откуда нам знать?
Она придвинулась ко мне, холодея всем телом. И мы сжались вместе, грудь к груди, согревая друг друга своей любовью, испуганные существа в изумительном мире вне познания... страшном, но все же ожжж иддд аю щщщщщ еммм...
Комментарии.
[1] Отступить, чтобы прыгнуть дальше (фр.).
[2] Алло. Да, это я - синьор Сторм (ит.).
[3] Говорить по-итальянски (ит.).
[4] Пять минут (ит.).
[5] С незавершенным делом (лат.).
[6] Ну вот (фр.).
[7] Первоапрельская шутка (фр.).
[8] Перевод В. Генкина.
[9] Прошу меня извинить - Мой английский изменился. Вы говорите
по-немецки? (нем.).
[10] Тогда я подожду (нем.).
[11] Будьте стойкими (фр.).
[12] Я здесь, я здесь и останусь (фр.).
[13] Пять лир. Нет. Вы говорите по-итальянски, милая синьорина? (ит.).
[14] Да (ит.).